возможность проживания, он рисковал вернуться за решетку, на этот раз за нарушение паспортных нормативных положений, так как официально не мог получить прописку.  Если же он был выпущен на свободу, в прошлом, житель Москвы, после неудачной попытки обосноваться в новом месте начал бродить (что не удивительно, так как чаще всего это новое место жительства было деревней или провинциальным городом, где у него не было ни друзей, ни родственников), скитаясь с места на место и перебиваясь на временных рабочих местах – над ним висел дамоклов меч, под угрозой уголовной ответственности за «бродяжничество и ведения паразитического образа жизни».  Таким образом   формируется замкнутый круг.  После того как человек оказывался в тюрьме, он становится бомжом (бездомным), и оказавшись на свободе, через некоторое время он снова преследуются только за то, что он бомж.

Таким образом, на фоне пропагандистских заявлений, что в стране развитого социализма нет такого явления, как бездомность, реальная работа ряда государственных учреждений, в том числе высшего законодательного органа, на самом деле, непосредственно способствовали тому, что число бездомных неуклонно росло.  В то же время, система строгих запретов и ограничений на свободу передвижения, разрешала в течение длительного времени, сглаживать (по крайней мере внешне) серьезность проблемы.  Во всяком случае, в столице и крупных городах бездомных не рисковали появляться.

Конечно, было бы преувеличением видеть причину бездомности только извращенностью и неестественностью системы, в которую люди попадали после освобождения из тюрьмы.  Среди бездомных в период 60-80-х годов было много других категорий.  Тем не менее, одной из наиболее многочисленных категорий (статистические данные в те годы) по-прежнему были те, кто хотя бы один раз был на другой стороне колючей проволоки.